НЕМНОГО МОЕГО ГРАФОМАНСТВА - ВАМ В ЛЕНТУ. БУДУ БЕЗМЕРНО БЛАГОДАРЕН ЗА КОММЕНТАРИИ, ПОЖЕЛАНИЯ - МАТЕРИАЛА У МЕНЯ НАКОПИЛОСЬ НА СЕРИЮ РАССКАЗОВ О ВЕРХНЕКУЙСКОМ МОПЕДНОМ ЗАВОДЕ (РОССИЯ В МИНИАТЮРЕ). МОЩНЫЙ ЗАВОД - МОЩНАЯ ЭКОНОМИКА - МОЩНАЯ СТРАНА: ВОТ ПОЧЕМУ МНЕ ТАК ИНТЕРЕСНА ЭТА ТЕМА. Искренние лайки и отзывы вдохновили бы меня на следующий рассказ ;) И заранее спасибо что дочитаете до конца: надеюсь, будет весело! ))
ВЕРХНИЙ КУЙ
Россия. ЦФО. Наше время.
Город районного значения Верхний Куй, названный так в честь древнего центра кузнечного мастерства, уютно расположился в месте слияния рек Убля и Большой Куяш. На градообразующем Верхнекуйском мопедном заводе (ВКМЗ) трудились лучшие специалисты района – из деревень Пролей-Каша, Хреново, Бухаловка, Херота, Выдропужск, Мутный Тупик, Зажопино и Каменный конец специалистов каждое утро доставляли на предприятие заводской службой мопедной доставки. Директор и главный собственник завода Иван Никонорыч Сидоров, крепкий хозяйственник в пятом поколении, как мог заботился о своем персонале; на нормальный автобус в условиях постоянного кризиса денег, разумеется, не хватило – поэтому воспользовался вьетнамским опытом мопед-рикш. Предложение сэкономить на службе и подарить работягам по мопеду, чтобы сами ездили, было категорически отвергнуто: Сидоров не готов был брать на себя ответственность за все, что могло с мопедистами куевыми случиться в дороге: неадекватные же, не всегда трезвые, но свои, родные.
Своим предприятием работники по праву гордились: ведь оно входило в четверку лучших в отрасли: современные мопеды производили, помимо них, еще лишь три завода в России. Кроме того, для большинства заводчан предприятие было единственным и фактически безальтернативным источником дохода. Казалось бы, в такой ситуации люди должны держаться за свои места и всячески способствовать процветанию завода-кормильца. Но на деле все обстояло сложнее. Руководство предприятия не имело на работников по большому счету ни кнута, ни пряника, и мотивировало лишь устными увещеваниями, жесткими по форме (строгое лицо и интонация), но мягкими по сути (угрозы почти никогда не реализовывались в жизни). Ленивый мещанин-верхнекуёвец, руководствуясь лишь собственной эфемерной совестью, и результат выдавал предсказуемый. Куёвый.
ВАСИЛИЙ ПОХОВ
- Бей Пса Дунг с размаху приложил бракодела Хер Дел Вана палкой по спине, да так, что у бедолаги посинело в глазах, а из воспоминаний всплыли ужасы вьетнамской войны, хотя та и закончилась задолго до его рождения. Больше Хер Дел Ван не будет нарушать закон Северокорейской Республики и делать брак, - электросварщик третьего разряда ВКМЗ Василий Похов раздосадовано захлопнул журнал «Промышленность передовых стран».
- Дикость какая-то! - Василий сурово взглянул на часы – он пересидел в курилке лишние 12 минут законного перерыва. «Ну ниче, подождут!» – игривая улыбка «вертел я вас на трубе, капиталисты куевы!» озарила обычно похмельно-унылое лицо Василия – и отправился в цех отбраковки исправлять брак, сделанный им же до перерыва. В цехе Васю уже заждались 2 других сварщика и 3 слесаря, которые без него не могли продолжить. Работы было часа на 3, а там досидеть ещё 2 до конца смены и – домой. Вася тяжело вздохнул, судьба-кручинушка. «Впахиваешь тут как проклятый на буржуев-толстосумов», - по лицу Васи скользнула тень классовой ненависти, перешедшей ему, видимо, по наследству от его легендарного прадеда – красного верхне-куйского комиссара Порфирия Похова, еще с Дзержинским за руку здоровавшимся. «И никакой благодарности от них, кроме ежегодного незначительного повышения зарплаты!», - Василий свирепо втянул сопли и сплюнул прямо на пол, назло директору и его приказу о порядке.
Перед входом в цех отбраковки, самый большим на заводе, Василий с чувством гордости поднял глаза – над огромными воротами цеха белым по алому как-то идеологически правильно и исторически верно красовался первомайско-вернекуйский кумач. Глава редколлегии сначала распорядился повесить «Верхнекуёвец, крепи трудовую дисциплину!», но, подумав, сняли – звучало издевательски, примерно как призыв к Лужкову бороться с коррупцией или к Ленину – быть живее всех живых. Потом повесили просто «Верхнекуёвец, крепись!», имея в виду непростую ситуацию в стране и мире, а также некоторую межкультурную непонятность внутри просвещённой Европы, частью которой Верхний Куй себя не то чтобы всем сердцем ощущал, но небезосновательно считал. Предложения «… соблюдай распорядок дня», «… повышай качество» и тому подобные были отклонены по причине их заезженности. Нужна была свежая эмоциональная струя. Наиболее удачным трудовым призывом оказалось предложение начальника службы качества, который точно понимал, что надо писать – ведь через его руки ежедневно проходил интеллектуально-материальный результат труда верхнекуёвцев.
«Верхнекуёвец, тужься!» - гордо и как-то по-отечески ласково призывал главный агит-плакат завода.
Судя по всему, васяпоховщина была на заводе явлением устойчивым, долгосрочным, фундаментальным и, вообще, неискоренимым. Но Сидоров был не из слабого десятка и без боя сдаваться не собирался. Нанятая им команда реформаторов день за днем с пылающим сердцем вкладывала все силы в улучшения. Но наступал следующий день, и Василия забывал ключ (либо брал, но не того размера – уже в пятый раз), сварщик приваривал кронштейн со смещением сантиметра в два и с отработанным до автоматизма возгласом «Тьфу, твою мать!» отрезал его болгаркой; а потом – законный перерыв, с которого можно минут на 10-20 задержаться. Склад вовремя не подвозил, или подвозил, но не то. Водитель погрузчика, не заметив ограждения, вдоль которого ездил последние 20 лет, сносил стеллаж с листом, замяв заготовку и отбросив сдачу «горящего» заказа дня на три. Ломался сварочный аппарат, а наконечников на складе нет, потому что в бухгалтерию заявку ещё позавчера подали, но у них квартальный отчет, а еще управляющая компания в Москве должна согласовать, но у них – подготовка к Совету директоров и Масленице. Начальник цеха и начальник участка, переглянувшись, инфантильно-философски пожимали плечами «А что мы можем поделать?» (валить вину на товарищей он не привыкли – благородство было у них в крови). А дальше – следующий день, полный нового абсурда, и так дальше, и дальше, и дальше, насколько горизонта хватало. И на все это смотрел по-отечески мудрым взглядом Сидоров «Что поделаешь? Это жизнь!» … и, вздохнув, оптимистично добавлял: «Движемся дальше!».
Похов, словно носитель вируса, разносил заразу по всему заводу. Но сколько ни пытались его уволить – то по статье, то по результатам проваленной им очередной аттестации, - ничего не получалось. Василий писал в трудовую инспекцию, в прокуратуру, в районный журнал «Трудовое верхнекуёвье», и предприятию каждый раз прилетал неслабый штраф и нагоняй директору от главы района, а Васю неизменно восстанавливали в должности. В правовом государстве, где система стоит на защите прав трудящихся, иначе быть не могло. «Вот это – демократия! Это вам не какая-то там средневековая Северная Корея!».
Однажды, проснувшись с тяжелой головой после бурного обсуждения с акционерами перспектив завода, Иван Никонорович внезапно просветлел «Дальше так нельзя. Завод же угробим, по миру пойдем! Гнать надо этого Похова, весь завод инфицирует своей этой …» - Иван Никонорович в силу культурного расположения духа не смог подобрать правильных слов, чтобы закончить фразу. «Но хитрый жук этот Похов, вцепился как клещ – просто так от него не избавишься!». На этот раз подготовились как следует. Совещались часа три с безопасником, кадровичком, юристом, инспектором по охране труда и председателем профсоюза. Выработали мощную стратегию избавления многострадального ВКМЗ от тирана и кровопийцы Похова. Собрали партактив. Как положено, высказались все по кругу, подкрепили свою аргументацию железобетонными уликами – тут и пьянка, и опоздания, и постоянный брак. Дали слово Василию. Тот, поняв, что на этот раз – всё серьезно, лишь понуро сверлил взглядом пол. Похоже, это конец. Василий с пронзительной ясностью осознал, что на этот раз не отвертеться, пришел конец его славному трудовому пути на предприятии.
- Иван Никонорыч, вам из Москвы звонят! – секретарша Любочка, забыв от волнения все нормы субординации и установленного порядка, ворвалась в зал совещаний. Да так стремительно, что присутствовавшие опешили от подобной наглости и замерли в ожидании развязки, а у Сидорова от удивления аж отвисла челюсть. Иван Никонорович очень не любил, когда его прерывали, да хоть война началась! Совещание – это святое.
В образовавшейся повисшей гробовой тишине через полураскрытую дверь, сквозь незадачливую Любочку, доносились звуки телевизора, работавшего в приемной. Ящик правды голосом президента вещал:
- Первоочередная задача на текущий момент – повышение уровня социальной защиты трудящихся! Сегодня, когда новые пакеты внешних санкций наносят удар по каждой семье, мы обязаны все силы бросить на сохранение трудовых коллективов, на обеспечение социально-трудовых гарантий и достойного уровня заработной платы каждому трудящемуся. – Далее гарант Конституции привел обширную статистику посадки нерадивых директоров предприятий, допустивших вопиющие случаи незаконного увольнения персонала, и еще что-то про кратное повышения мер контроля соблюдения, регулирования, прокуратуру, проверки, выемки, посадки, инспекции и прочие «радости жизни», вгонявшие среднего российского директора в полуобморочное состояние.
Все присутствовавшие в немом ступоре перевели взгляд на побагровевшего Сидорова.
- Ну что, схавали, буржуи куевы?! Против народа пойти решили?! – Василий как-то взбодрился от внезапно появившегося на его стороне мощного союзника. Похов горделиво вздернул подбородок и, пролетарски-решительно зыркнул вбок тем фирменным взглядом, знакомым каждому пенсионеру по плакатам с изображением народа и партии в состоянии единства, зашагал к выходу, напоследок громко хлопнул дверью.
В будущее Василий Похов, а с ним – и вся Россия – смотрел уверенно!
